— Ты злая, Спэрроу. Но очень глазастая. Значит, ты думаешь, все для того, чтобы произвести на меня впечатление?
— Ну не на меня же.
— М-да... Информация к размышлению... Ну-с, мы пришли. Прошу!
Великолепно убранная гостиная освещалась свечами в многочисленных канделябрах, но вся компания сидела на террасе и наслаждалась ночным ветерком, дующим с моря. Кэти удалось вполне светски поздороваться с присутствующими, после чего она вцепилась в бокал мартини с апельсиновым соком и села в плетеное кресло рядом с невысоким толстеньким итальянцем в цветастой рубахе и светлых брюках. Кэти практически не сомневалась, что это — Чезаре Бартоломео, поскольку все остальные были светлокожими блондинами, однако толстяк ее удивил. Он привстал с кресла и сообщил на хорошем английском:
— Рад познакомиться, мисс Спэрроу. Я — Гордон Джонсон. Вы не против, если я буду звать вас по имени? Мне очень нравится имя Кэтрин. А вы тоже зовите меня просто Гордон, договорились?
— С удовольствием. Очень приятно.
Брюс Блэквуд приобнял за плечи леди Пилбем и другую женщину, светловолосую и полногрудую особу, чрезмерно накрашенную и визгливую. Он рассказывал анекдот про шотландца — леди Пилбем сдержанно улыбалась, Зельма Паттерсон громко хихикала. Очень похожие друг на друга мистер и миссис Бюхнер слушали с напряженным вниманием, улыбались не размыкая губ, но по окончании анекдота разразились аплодисментами. Мистер Бюхнер поднял палец и провозгласил:
— Вы есть хороший актер, мой друг! Я слушайт с большой интерес. Тильда, ты согласен со мной?
— О да! Большой удовольствие есть эта история.
Чезаре Бартоломео — высокий, худой блондин с печальным и чуточку капризным лицом, громко заявил:
— Посмотрите, как прекрасна эта восходящая луна! Я бы душу заложил за возможность стереть этот отвратительный город с лица земли! Кому нужна цивилизация перед лицом столь дивной красоты?
Брюс хмыкнул:
— Синьор Бартоломео, как и всегда, ратует за возвращение человечества в пещеры? Вы же художник, как вам не стыдно? Мессина — гордость Италии.
Художник сердито отмахнулся.
— У Италии и без того много поводов для гордости. Потом, я же не призываю разрушать Старый город. Но этот омерзительный порт, эти бесконечные корабли, катера, яхты... А дороги? Асфальт — это преступление против природы. На протяжении веков Европа ездила по каменным мощеным дорогам. И Земля дышала, между камней пробивалась травка, а что теперь? Закупоренная асфальтом и битумом, земля умирает...
Кэти честно старалась прислушиваться, но Гордон Джонсон сердито буркнул возле нее:
— Завел шарманку! Но ведь не поселился же он в палатке на лугу со своими бабочками? Нет, сидит на комфортабельной вилле, ест и пьет, сладко спит... Вы случаем не сторонник Гринписа, Кэтрин?
Кэти засмеялась.
— А что, похожа? Нет, я не фанатична в принципе. Природу я очень люблю и иногда жалею, что в городах все больше зданий и все меньше деревьев, однако жить в пещере пока не готова. А вы... гостите у леди Пилбем?
— Увы! В этом случае она не бросала бы меня так безжалостно на произвол судьбы. Я — всего лишь сосед. Моя вилла на соседнем холме. Правда, отсюда ее не видно — Пруденс скупила почти всю береговую линию, я поселился здесь позже.
— Вы живете здесь круглый год?
— Стараюсь. Бизнес у меня в Лондоне, но я совершенно разучился выносить туманы и дожди Альбиона. Бываю там лишь наездами. Здесь мой настоящий дом.
— Завидую вам. Тут очень красиво.
— Моя вилла не столь шикарна, но я к этому и не стремился. Мне больше нравится простота и скромность обстановки. Так приятно ходить босыми ногами по нагретым на солнце доскам...
— Да вы поэт, мистер Джонсон!
— Не забывайте — Гордон. Увы, стихов не пишу. Хотите еще мартини?
— Хочу. Очень вкусный сок.
— Еще бы! Здешние апельсины великолепны.
Кэти задумчиво провела рукой по каменной кладке стены.— Надо же, какие ровные камни...
— О, вы бы видели, как Пруденс изводила каменщика. Осматривала каждый камешек и без всякой жалости заставляла выковыривать все некондиционные из уже возведенной стены. Она очень решительная, наша Пруденс. Вот, скажем, в прошлом году захотела купить вертолет — и получила лицензию пилота. Божественно смотрелась, кстати, в комбинезоне со всеми этими крючочками и «молниями».
— Неужели лучше, чем в костюме для верховой езды?
Мистер Джонсон сарказма в голосе Кэти не распознал.
— Не хуже — это уж точно. Знаете, Кэтрин, а я ведь влюблен в нее, уже давно. Делал ей предложение несколько раз — с тех пор как старик Пилбем умер. Все время отказывает. Как вы думаете, я могу еще надеяться?
Кэти посмотрела на Пруденс Пилбем. Стройная, затянутая в сине-зеленое парчовое платье, леди Пилбем как никогда напоминала змею, скорее всего — ядовитую... Глаза светились желтым кошачьим блеском. Узкая и смуглая рука, увитая экстравагантным браслетом из белого золота, вцепилась в локоть Брюса, словно лапа хищной птицы. Кэти со вздохом повернулась к Гордону Джонсону.
— Знаете, вы не оставляйте своих попыток. В конце концов, у вас есть преимущество — вы же сосед. С соседями надо как минимум дружить. Ну а от дружбы до любви...
Мистер Джонсон рассмеялся и игриво дернул Кэти за темный локон.
— Вы вселили в меня бодрость, Кэтрин. За это вам полагается еще один мартини.
Однако в этот момент Пруденс Пилбем громко хлопнула в ладоши и провозгласила:
— К столу, господа! Ужин готов. Брюси, ты сядешь со мной. Зельма, дорогая, возьми под крыло синьора Бартоломео. Мадам Бюхнер... Гордон, оставь в покое секретаршу Брюса и иди за стол. Милочка, вы сядете с вашим новым кавалером? Отлично.